Кира Слуцкая: Стрельна в моей жизни

(рассказ, навеянный повестью Ю.П. Крылова «Путиловский двор»)

Участница группы «5 веков истории Стрельны» Нина Симонова написала: «Нашла в своем архиве рассказ Киры Слуцкой, довоенной жительницы Стрельны. Встретились мы с ней в санатории "Стрельна" в начале 2000-х - я проводила для отдыхающих презентацию книги Ю.П. Крылова "Путиловский двор". Думаю, что её воспоминания обогатят стрельнинскую историю.»

Наша семья поселилась в Стрельне в 1937 году, когда мой отец поступил работать на Канифольный завод. До этого мы жили в Ленинграде. Семья состояла из трех человек: отец Бергман Георгий Карлович, мама Бергман (Стальнова) Мария Ивановна и я, по имени Кира. Мне было 2 года. Отец получил маленькую однокомнатную квартирку в заводском доме. Дом был деревянный двухэтажный. Мне казалось, что в нем живет много людей, кроме жильцов, на 2-ом этаже находился детский сад (назывался «очаг»).

Наша квартира имела балкон, под которым рос огромный куст сирени, а за ним находился погреб, который с началом войны был приспособлен под убежище.

Когда я стала понимать и запоминать окружающее? Думаю, что это было в 3-х—4-х летнем возрасте.

Дом стоял на территории завода; мимо него шла дорога, которая вела к проходной, а в другую сторону – вглубь территории завода. Выход из проходной к Ленинградскому шоссе, здесь же где-то рядом было кольцо трамвая №28 и через шоссе – парк, а за ним виднелся Константиновский дворец. Смутно помню дорогу на вокзал, названия улиц я не знала, т.к. везде ходила с мамой.

До войны, после моего рождения в 1935 году, мама не работала, занималась мной и домашним хозяйством.

Раннее детство мое было счастливым. Игрушек было немного: помню куклу Майку и плюшевого мишку. Папа сделал мне диванчик по моему росту и обил его тканью, на нем я держала свои игрушки. Этот диванчик, когда начались обстрелы и бомбежки, мама снесла в убежище, и я на нем иногда спала. Еще у нас был кот Котан. У меня появились подружки, особенно одна девочка, дочь маминой приятельницы, Ира Влазнева. В выходной день к нам приезжали родственники из города, и мы ходили на взморье, загорали, купались, что доставляло большое удовольствие и детям и взрослым. Однажды мы с двоюродным братом Борей вышли на площадку перед домом, и нашли целую охапку красных грибов; собирали желуди, их было очень много.

Году в 38-м отец был в Старом Петергофе на военных сборах. Это было летом. Мы с мамой ездили его навестить. Помню, что приехавших членов семей угощали солдатским обедом из настоящей полевой кухни. Особенно понравилась гречневая каша.

Мама знала много детских песенок и стихов, читала мне книжки и меня учила узнавать буквы, а потом складывать их в слова; первые слова, которые я прочла самостоятельно: «Правда» (газета), «Гастроном» (у Нарвских ворот). У меня была любимая песенка:

Снег обнялся с ветерком,

Снег забрался зайке в дом,

Бедный зайка весь продрог,

Снега вынести не мог.

Я плакала от этой песенки – жалко зайку.

В раннем детстве у меня часто болели уши. Помню, была встреча нового года у нас дома. Красивая нарядная елка, у родителей дома – гости, а я в своей кровати прыгаю с завязанной головой и с компрессом на ухе. Еще болела скарлатиной. Меня отправили в больницу им. Веры Слуцкой. Везли в город, была светомаскировка по случаю финской войны, а когда везли обратно, город сиял огнями: война кончилась, светомаскировку сняли.

Примерно в 1940 году отец мой перешел работать на Кировский завод. Здесь его застала война. Он ушел на фронт добровольцем в составе Кировской дивизии народного ополчения (ему было 40 лет).

Хорошо помню этот день 22 июня 1941 года. Это было воскресенье, погода хорошая солнечная, в парке было много отдыхающих из города.

Мама, папа и я возвращались с рынка домой, и вдруг смотрим: люди спешно собираются и торопятся на трамвай. Полные трамваи увозили народ в город.

Что случилось? Встретившаяся соседка ошеломила моих родителей новостью: Война! Разве вы еще не знаете? Мы поспешили домой. И началась жизнь военного времени. Очень скоро отец ушел на фронт, мы его провожали у Нарвских ворот, некоторое время бежали рядом с колонной.

Мамина подруга Надежда Васильевна (инженер-химик с канифольного завода) поступила на Кировский завод; после блокады узнали, что она погибла во время дежурства на крыше в 1942 году. Перед отъездом из Стрельны, она принесла маме чемодан со своими вещами. Ведь в начале никто не думал, что враг подойдет так близко к Ленинграду. Вещи, конечно, сгорели вместе с нашим домом и нашими вещами.

Было решено, что я должна эвакуироваться вместе с детским садом. Мама собрала вещи (зимнюю одежду, детское ватное одеяло) целый большой пакет. Через некоторое время вещи были возвращены и эвакуация отменена, т.к. по Финскому заливу, как было решено ранее, эвакуироваться уже было нельзя, немцы обстреливали и топили суда с гражданским населением.

Я осталась.

Начались метания мамы: она почти каждый день то ехала в город, то возвращалась домой в Стрельну. Между тем, в Стрельне были частые обстрелы, бомбежки, воздушные бои. Где-то по дороге на вокзал однажды мы попали под обстрел, и некоторое время сидели в щели, ожидая окончания воздушной тревоги. А один раз ехали в город на электричке, над нами низко пролетел фашистский самолет и обстрелял поезд с пулемета. Немногочисленные пассажиры выскочили в тамбур и прижались к стенам. Маму вызвали в эвакокомиссию на Кировский завод и настоятельно предлагали эвакуироваться, но мама отказалась.

Перед самой оккупацией Стрельны в Ленинград с фронта пришел отец. Вот как это было. Он находился где-то в районе р. Оредеж. В одном из боев он получил несколько ранений от разорвавшейся рядом мины: два осколка попали в грудь, один в ногу и землей засыпало правый глаз и все лицо. Он попал в полевой госпиталь, ранения не считались тяжелыми. Через два дня начальник госпиталя объявил, что госпиталь окружен немцами и те раненые, которые могут идти, должны самостоятельно выходить из окружения и идти в сторону Ленинграда. В составе небольшой группы папа пришел в Ленинград, к маминой сестре, на Коломенскую улицу. Мы в это время были в Стрельне. Приехали двоюродные брат и сестра за нами, и мы быстро поехали на Коломенскую. Когда я увидела папу, я его не узнала. Он был весь седой, один глаз и нога забинтованы, на груди тоже бинты. Его положили в госпиталь, который находился в больнице Эрисмана, там ему удалили правый глаз, залечили ногу, а в груди осколки так и остались на всю оставшуюся жизнь. Врачи посчитали их неопасными. Отец получил инвалидность и был признан негодным к строевой службе, но в армии остался и даже служил в резерве, в Ленинграде.

Между тем, приближалось время оккупации Стрельны. А мы с мамой все еще продолжали ездить домой ночевать. Но наступил день, когда мы ушли из Стрельны навсегда.

Ночью жильцы дома и мама, в том числе поднялись на крышу и наблюдали в районе Володарской разрывы снарядов, гремела канонада, дом дрожал от взрывов. Наутро мама решила уехать в Ленинград. Мы пошли в сторону Ленинградского шоссе. Наш кот Котан проводил нас до проходной. Теперь я знаю, что его ждала гибель.

Трамвая не было. Кто-то сказал, что поезда тоже не ходят, т.к. в районе Володарской немцы сбросили десант парашютистов. Мы шли по шоссе пешком в сторону города вместе с другими беженцами. И вдруг нас догнала военная машина (грузовик), остановилась и водитель посадил нас в кузов. Мы беспрепятственно доехали до Кировского завода, отсюда уже городским трамваем мы доехали до Коломенской.

Когда мы пришли к тетушке, она, открыв дверь, сказала: «Мы уже не ждали вас, по радио сказали, что Стрельна оставлена нашими войсками». Мы стали жить на Коломенской, впереди у нас была блокада.

Я считаю, что у каждого ленинградца своя блокадная история, но главное —это стечение обстоятельств и сила воли, целеустремленность каждого конкретного человека. В нашей семье близких и дальних родственников погибло 11 человек от голода и холода, в период с декабря 1941 по март 1942 годов.

После войны моя мама пыталась узнать о судьбе знакомых и друзей, оставшихся в Стрельне. Пережила оккупацию семья Влазневых, Надежда Васильевна умерла на Кировском заводе, один знакомый (не помню фамилии) был повешен, т.к. был депутатом. Сведения получились весьма скудные.

В Стрельну мы больше не вернулись.

Каждый раз проезжая на электричке в Петергоф мимо Стрельны, я с замиранием сердца пытаюсь увидеть какие-то знакомые черты, но слишком уж мало я знала. Безусловно, знакомый вокзал, Орловский пруд, Константиновский дворец. Много лет я мечтала попасть в санаторий в Стрельну, чтобы иметь время окунуться в то время и узнать подробности о довоенной, оккупированной и современной Стрельне.

Мне очень повезло – я попала почти в точку, а самое главное – мне в руки попала книга Ю.П. Крылова «Путиловский двор». Эта повесть потрясла меня до глубины души. Как я сочувствую этому мальчику, который столько перенес: голод, постоянный страх быть убитым или просто избитым и униженным, горе от потери близких. Ужас! Ужас! Всем своим детям и внукам обязательно дам прочесть. Это надо знать молодым!

Иллюстрации: рисунки из книги Ю.П.Крылова «Путиловский двор».